Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени - Некому: жена - в Париже, все дружки - сидят. Даже Глеб Жеглов, что ботал чуть по новой фене - Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд. Хорошо, из зала вон - Не наших всех сортов, Здесь - кто хочет на банкет Без всяких паспортов. Расскажу про братиков - Писателей, соратников, Про людей такой души, Что не сыщешь ватников. Наше телевидение требовало резко: Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент", Поменять на мыло шило, шило - на стамеску. А ворье переиначить в "чуждый элемент". Так, в ответ подельники, Скиданув халатики, Надевали тельники, А поверх - бушлатики. "Эх!",- сказали брат и брат: "Не! Мы усе спасем. Мы и сквозь редакторат Все это пронесем". Про братьев-разбойников у Шиллера читали, Про Лаутензаков написал уже Лион, Про Серапионовых и школьники листали. Где ж роман про Вайнеров? Их - два на миллион! С них художник Шкатников Написал бы латников. Мы же в их лице теряем Классных медвежатников. Проявив усердие, Сказали кореша: ""Эру милосердия" Можно даже в США". 1980