Александр О Шеннон Я у Жоры спросил Дорофеевского: «Ты ответствуй мне прямо и внятно, Отчего мне внимание женское Меньше, чем мужское, приятное?» И ответствовал мне мой сокамерник, В простыню, словно в тогу, обёрнутый: «Уважая тебя за пламенность, Всё же ты - чересчур повёрнутый! Ведь тебе наплевать, проклятому, Кто с тобою, мужчина иль женщина. Напевая, ты в койку измятую Имярека ведёшь обесчещивать!» Он бы так и читал мне проповедь, Но со скрипом открылись двери, И два юноши, взявши под руки, Увели его мучить к Берии. А я вспомнил, как в окружении, В партизанских лесах под Лугою, Мы с каким-то штабным пораженцем Называли друг друга «подругою». Я любил его, где ни попадя, А потом уж и он соответствовал, И так славно нам было, Господи! Хотя несколько и неуместно. И поймав молодого гестаповца, Что по лесу бежал за курицей, Мы о нём не сказали по рации, А любили его, рискуя. Но потом обменяли мы Михеля На табак и сухие стельки, И штабист стал каким-то тихим, А к утру застрелился в истерике. Жора после суда и застенков Стал пророком всего изящного, Ну а я, как поэт Вознесенко, Ностальгирую по настоящему. И порой на знакомого немца Надевая уздечку с подпругою, Ностальгирую по пораженцу я И лесам партизанским под Лугою.