Я срок переходил, Под сердцем плод тяжелый, Боюсь, что мертвое Рожу теперь дитя. А доктора мои - ханыги и пижоны - Им не понять самим, чего они хотят. А коль стихи умрут, Свет белый не обидев, Так для чего живет Тот, кто грешит в ночи, Тот, кто ласкал перо, В нем женщину увидев, И кто, прикуривая, пальцы жег На пламени свечи. Стихи стучатся в мир Доверчиво и властно, Они ломают кость И выгрызают плоть, Но не родиться им, Все потуги напрасны, И леденит мне грудь Сыновнее тепло. Я схваток не боюсь, Как избавленья жду их От всенощных моих Болезненных толчков, Я не хочу нести Кладбищенскую тую На холмик мертворожденных стихов. Все к лучшему идет. Идущий да обрящет! Но что обрящет он, Во мне сидящий плод? А телефон молчит И пуст почтовый ящик, У докторов моих Полно других забот.