Она была во всем права - И даже в том, что сделала. А он сидел, дышал едва, И были губы белые. И были черные глаза, И были руки синие. И были черные глаза Пустынными пустынями. Пустынный двор жестоких лет, Пустырь, фонарь и улица. И переулок, как скелет, И дом подъездом жмурится. И музыка ее шагов Схлестнулась с подворотнею, И музыка ее шагов - Таблеткой приворотною. И стала пятаком луна, Подруга полумесяца, Когда потом ушла она, А он решил повеситься. И шантажом гремела ночь, Улыбочкой приправленным. И шантажом гремела ночь, И пустырем отравленным. И лестью падала трава, И местью встала выросшей. И ото всех его бравад Остался лишь пупырышек. Сезон прошел, прошел другой - И снова снег на паперти. Сезон прошел, прошел другой - Звенит бубенчик капелькой. И заоконная метель, И лампа - желтой дынею. А он все пел, все пел, все пел, Наказанный гордынею. Наказан скупостью своей, Устал себя оправдывать. Наказан скупостью своей И страхом перед правдою. Устал считать улыбку злом, А доброту-смущением. Устал считать себя козлом Любого отпущения. Двенадцать падает. Пора! Дорога в темень шастает. Двенадцать падает.Пора! Забудь меня, глазастого!